Иии... Очередной фандом, да. Мэйнстрим в симпатиях, но кого е...колышет? Вот и меня не колышет, наслаждайтесь хд

"Легенда об Арториасе? Это ничто иное как фикция..."

читать дальше
Запах смерти, запах страха.
Светлая шёрстка слиплась в неопрятные бурые колтуны, но волчонок всё ещё стоял на подрагивающих лапах — лобастый, нескладный, но уже опасный в своей злобе. Это была не первая его попытка поохотиться, однако именно она грозила сейчас стать последней.
Потому что перед ним возвышалось чудовище, закованное в металл. Молчаливое и смертоносное, расправившееся с дурно пахнущими чужаками и обратившее своё внимание на не успевшего сбежать зверёныша. Чудовище протянуло блестящую руку — и волчонок вздёрнул губу, издав срывающееся от страха и ярости рычание.
Он рычал всё громче и злее, затем попытался укусить — но ещё не окрепшие клыки просто соскользнули с кислого от дурной крови металла, а острая грань поранила пасть. А потом земля ушла из-под лап, и перед оскаленной мордой перепуганного волчонка появилось лицо. Оно почти полностью пряталось в тени блестящего панциря и синей тряпки, но зверёныш чувствовал взгляд — тяжёлый, изучающий. Такой, которому противиться просто невозможно — слишком велика сила этого чудовища.
— Ты загрыз трёх порченых тварей, — зазвучавший голос был задумчив и непонятен, заставляя поджимать хвост, но снова рычать, пусть даже жалко и тонко.
— Не любишь сдаваться? — лицо немного изменило своё выражение, а следом почему-то пропала невыносимая тяжесть чужого пристального внимания.

Волчонок глухо ворчал, возился в тёмном мешке и не понимал, что означают слова чудовища:
"Посмотрим, кого можно из тебя вырастить."

***
Запах жизни, запах дома.
Теперь Сиф знал, как его зовут. Он вообще многое узнал с тех пор как чудовище по имени Арториас принесло его в своё логово — очень странно устроенное, просторное и чистое. Там был снят весь блестящий металл, и чудовище оказалось мягким и живым, почти не опасным на вид... Пока волчонок не поймал прибивающий к земле взгляд. А потом пахнущий лесом и металлом двуногий накормил зверёныша, дал ему имя и начал учить.
Сиф пытался понять, чего от него хочет Арториас, не спешивший забирать жизнь волчонка правом сильнейшего. Наоборот — странное чудовище дарило безопасность, пищу, тепло. Дарило знания, развивало силу. Растило и заботилось.
А взамен требовало лишь одного — послушания.

Когда к чудовищу волчонка пришли другие — жутко разные, но в чём-то неуловимо схожие, Сиф зарычал на невысокую самку, приблизившуюся слишком быстро, и тут же ощерился, когда закованный в золотой металл двуногий потянулся к своему копью.
— Сиф, нельзя, — голос Арториаса заставил прижать уши, а неожиданно тяжело опустившаяся на загривок рука — вздрогнуть, но рычание всё ещё клокотало в груди, ведь чудовище с красной шерстью всё ещё держалось за своё оружие.
— Орни, ты его нервируешь.
— Арториас, — тон этого двуногого оказался совсем другим, но древко копья было отпущено, — А теперь представь, как он сейчас нервирует меня. Предупреждать надо, что питомца завёл, знаешь ли.

Маленькая самка — Сиаран. Мелодичный голос, ласковые руки, запах цветов и немного — крови, тёплая улыбка — волчонок узнал, как называется это выражение лиц. А ещё она кажется проявляла интерес к Арториасу.
Огромное чудовище, едва проходившее в двери — Гох. Гулкий голос, громкий хохот, запах дерева и кожи, мощные страшные руки, умеющие мягко подхватывать и плавно опускать, не сдавливая в смертельной хватке.
Старшее чудовище — Орнштейн. Резкий голос, резкие движения, запах грозы и металла, недовольный взгляд. А ещё он казался... нет, был вожаком всех присутствующих. Всех, кроме Сифа.

Потому что у Сифа уже есть свой вожак.

***
Запах крови, запах боя.
Молодой волк был принят в стаю чудовищ. Странную стаю, которая стала своей — вся. Даже вечно недовольный Орнштейн, украдкой гладивший серую шерсть и изредка жаловавшийся молчаливому слушателю на своевольного Арториаса. А Сиф чувствовал гордость — его чудовище действительно было особенным. Оно смогло завоевать безоговорочную верность дикого волчонка... нет, оно не завоёвывало — просто сделало то, что позволило юному зверю самому так решить.
В каждом бою Сиф рвал глотки врагов своего вожака, защищал его от случайных ран, выполнял любую просьбу. И Арториас никогда не бросал своего волка, продолжая заботиться, прикрывать, показывать мир.
Когда новый шрам прятался в шкуре, Сиф ободряюще лизал лишённые металла руки двуногого. Ведь он просто отдавал свой долг. А вот когда чудовище заматывало своё тело белыми тряпичными полосами, волк прижимал уши и виновато поскуливал, не отходя от Арториаса ни на шаг. И не понимал, почему тот так ласково и благодарно смеётся.

Его чудовище давно не просто вожак, он — друг. И неважно, что внешность у него такая непохожая на нормальную, важно тепло родной души. Сиф любит тех, кого любит Арториас, и ненавидит тех, кто хочет ему вреда.

***
Запах тьмы, запах боли.
В Бездне чернее чёрного, страшнее страшного. В Бездне пахнет безумием и совсем нет света, кроме того, что несёт в себе друг. Но Сиф видит, как на этот свет слетаются бесчисленные бесплотные паразиты, чьё касание обжигает и ослабляет. Он видит, как они обгрызают свет и источают плохую тьму. Молодой волк пытается рвать их зубами, отгоняя от обессиливающего Арториаса, и задыхается от боли...
Когда он открывает глаза — вокруг мерцает мягкое золотое сияние, и больше нет жжения от гиблых теней. Сиф думает, что всё кончилось, но когда поднимает голову — то видит тьму вокруг, ещё чернее и гаже, а в ней...

"Сиф? Прости, брат... Мне уже не выбраться."
Великий Волк спит беспокойно. Он не любит этот сон. Сон, где опять безвозвратно теряет друга.
"Я не справился... Всех подвёл..."
Сиф глухо и жалобно рычит — он не смог помочь ничем, он из помощника стал опасной обузой. Из-за него друг пожертвовал последним, что могло его защитить в бесконечной тьме проклятой Бездны.
"Я почти поглощён ими... этой тьмой... Вы все... Простите меня..."
Голос Арториаса искажался, расслаивался, друг хрипел и кашлял в хищной черноте, а его волк не мог ступить за границу щита, что остался единственной преградой на пути жадных тварей.
Почти звериный рёв, от которого шерсть встала дыбом. Его чудовище так кричать не может. Не должен! А чуткого слуха коснулся стихающий шёпот:
"Сиф... выбирайся... Меня... больше нет."

***
Запах пепла, запах лжи.
Сифу помог чужак, незнакомец, пахнущий огнём и нежитью. И волк смог беспрепятственно покинуть Бездну. Один. Он не хотел верить, что Арториаса больше нет. Он не мог вернуться, потому что друг отдал больше чем жизнь за то, чтобы молодой зверь уцелел и выбрался. А ещё Сиф ненавидел речи болтливой кошки, как бы правдивы они ни были.

Это нечестно, чудовище. Ты отдал мне так много. Почему ты так поступил, чудовище? Почему ты защитил меня? Ты знал, что я никогда не смогу отдать тебе столько же, потому что у меня больше уже ничего нет. Ты глупое чудовище, Арториас. Я хочу, чтобы ты вернулся. Все хотят, чтобы ты вернулся. Сиаран рядом со мной вытирает воду из глаз, Гох молчит, Орн-штейн становится похожим на зверя...

Не приходит на пустую могилу Путника Бездны ослепший лучник из рода гигантов, поставивший надгробие, достойное Героя. Которым Арториас и был, и действительно стал — пусть только лишь для одного волка. Только раз появился сияющий золотым металлом Драконоборец. Долго стоял, долго молчал. Бессильно выругался, плюнул и ушёл, пустив в равнодушное небо жгучую молнию. А Сиф запомнил больные, злые глаза вожака друга.
Сиаран приходила всегда. Ненадолго — утыкалась в густую шерсть, что-то говорила и уходила. Ей наверное было почти так же больно, как и осиротевшему зверю.
...А однажды она не ушла. И вой уже окончательно одинокого Великого Волка тоскливым криком зазвенел над лесом.

***
Запах памяти, запах воли.
Чужак, посмевший попытаться нарушить покой могилы, должен умереть. Он пятится, падает — и в нос ударяет знакомый запах огня и нежити. Сиф ошеломлён, сбит с толку, отступает, глядя на того, кто когда-то помог вырваться из Бездны. Но долг важнее — и нетронутый временем меч друга выходит из почвы, зажатый крепкими клыками.
Старый волк хранит верность только одному и намерен сражаться. Но... чужак отступил сам, подняв безоружные руки. Сиф провожает его взглядом, пока маленькая фигурка не пропала за сомкнувшимися створками каменных ворот. Меч друга возвращается к надгробию.
Могучий зверь устало ложится и видит на границе деревьев мерцающий лунным светом силуэт в знакомом доспехе.

"Привет, Сиф."
Искра гаснет в закрывающихся глазах. Каждому свой час приходит, рано или поздно. А Великий Волк прожил долгую, очень долгую жизнь...
Арториас...
Становится легко и спокойно. Рядом с другом серебрится изящная фигурка Сиаран, возвышается громада Гоха, в стороне скрестил руки на груди Орнштейн.
Больше я тебя не покину.

Тишина опустилась на лес. Альвина прянула ушами, подняла голову и вздохнула:
— Дождался-таки.

@темы: Sif, Dark Souls, @фандом, @видеоигры, домыслы задрота, Artorias, @творчество, @фанфик

@темы: deus ex головного мозга, @фандом, @видеоигры, @Deus Ex, что бы мы делали без Притчарда, @творчество, @фанфик

Warning: множество домыслов, основанных на щедро разбросанных по канону намёках, хэдканоны и просто многотекста. Автор не претендует на художественную ценность, но собой горд. Потому что курил много и долго, а ещё обожает скрещивать всякое.
Махровый джен с вкраплением гета под самый конец.

З.Ы. Отдельное спасибо подателю идеи такого кроссовера, без него это никогда не появилось бы.


Собственно, текст. Приятного чтения всем смелымГаррет чувствовал себя странно. Неполно. Слишком легко, практически невесомо. Дымчато-серые руки призрака, да и вообще он сам весь... похоже только и был теперь годен на то, чтобы пугать суеверных и не очень горожан. По крайней мере, полупрозрачные пальцы послушно утонули в каменной кладке стены при попытке коснуться её. Вор, который не может воровать... Это ли не издевательство? И кто ему устроил такое весёлое посмертие? Уж не Трикстер ли с того света постарался?
Но некого было спрашивать, некого проклинать. Более того, некому было даже помнить. И всё же Гаррет давно не верил в случайности в своей жизни-не-жизни. Потому что каков был шанс, что спустя почти четыре века остаток его мощей, успевший превратиться в шарлатанский талисман и при этом каким-то чудом не рассыпаться, найдёт тёзка с теми же профессиональными пристрастиями? Каков был шанс, что от зажигания дешёвой свечки старого Мастера-вора выдернет из небытия? Ему, конечно, доводилось видеть призраков, и не раз: от безобидных, до более чем опасных, но себя Гаррет в подобном качестве не рассматривал никогда.
Видимо зря.

Но гадай — не гадай, а раз так "повезло" — придётся иметь дело с чем есть... И с кем есть. Всё же не сбежавший юнец своими действиями и словами скорее порадовал, чем нет. Достаточно осмотрителен, за речами следит, не говоря ничего особо лишнего, сумел сохранить трезвую голову даже в такой необычной ситуации... Гаррет вдруг поймал себя на мысли, что откровенно оценивает нового знакомого, как некогда оценивал свою единственную ученицу. И в этот же момент давящей тяжестью навалилось осознание: их всех нет. Кости превосходной воровки, занявшей достойное мастера место на этой стезе, уже давным-давно покоятся в земле, а может развеяны пеплом. Не осталось ни одного из тех Хранителей, с которыми нынешнему призраку доводилось встречаться. Не было больше ни проныры Бассо, ни Бессердечного Перри, ни инспектора Дрепта... Вообще никого из тех людей, которых Гаррет когда-либо знал.

Никого.

Будь он живым — перехватило бы дыхание, но призрак лишь ощутил что-то похожее на тянущую пустоту внутри. После всего того, что Мастеру-вору довелось пережить, казалось бы грех жаловаться на тяжкие обстоятельства, но любой человек имеет предел. И далеко не все способны выдержать подобное.
Гаррет был способен. Но это не означало, что ему от этого легче.

***

Вор впервые бежал — и практически не чувствовал этого. Тело двигалось в привычном ритме и темпе, однако не было ускорившейся в венах горячей крови. Не было наполнявшего лёгкие воздуха. Вернее — мужчина привычно делал вдохи и выдохи, но теперь ему больше не грозило сбить дыхание, а физическое отсутствие мышц недвусмысленно намекало на невозможность устать. С одной стороны — невероятно удобно и практично. А с другой... С другой стороны Гаррет наконец с пронзительной, почти обречённой ясностью осознал — он действительно мёртв. Серый сгусток неведомо чего, неспособный ощутить ни жара, ни холода, ни усталости, ни голода... Кто-то скажет, что это здорово, что это бессмертие — но вор от такой мысли вздрогнул и сбился с шага, в итоге не перепрыгнув какую-то трубу, а с разгону попросту пролетев сквозь неё. Впрочем, подобное особо затормозить его не заставило. Ощущения, если это можно было назвать так, были... Почти никакие. И вообще не поддавались определению.

А ещё призрак не видел слишком многих знакомых очертаний вокруг. В его время Город был значительно выше, было больше камня. И на тайны он был гораздо богаче. Нынешний же облик родины казался каким-то... выхолощенным. Словно исчезло то, что давало ему особое, притягательное в своей опасности очарование.
Раньше Гаррет абсолютно точно знал — в тенях мог прятаться не только он. И хотя именно для него они были самыми верными подругами, как мужчина несколько самодовольно, но не без оснований считал, это не значило, что вору стоило расслабляться и терять бдительность. Ночной Город был полон того, что находилось за гранью понимания простых обывателей. Можно было с лёгкостью встретить Язычников, в укромных уголках справлявших очередной ритуал, на старом погосте особо невезучие могли потревожить зомби, по древним гробницам бродили хаунты, в катакомбах прятались куршоки... Но не сейчас, судя по всему. Ныне Город полностью принадлежал людям. Самым обычным, предсказуемым и слепым. Никакой загадки в этой ночи больше не было.
Город. До и после.

***

Гаррет не без труда нашёл место, где некогда было святилище, в которое он много, много лет назад принёс молодой саженец с удивительно гладкой и тёплой корой. Морской ветер лишь едва колыхал призрачный плащ, но изломанные ветви старого дерева при очередном порыве мелко дрожали, будто расчёсывая воздух, царапая его тонким, едва уловимым слуху воем. Оно словно вросло в здешний пейзаж, потемнело, вздуло землю под собой узловатыми корнями со следами от костров, а оставшиеся ещё листья лишь подчёркивали всё, что пережил этот осколок древности, невесть как уцелевший в столь неподходящем месте.

— Надо же, ты до сих пор здесь, — проявившаяся полупрозрачная ладонь провела по согнутому временем и ветрами стволу. — Пережила всех нас, а? Наверное, ты бы рассмеялась, увидев меня таким... А я бы тебе ответил, что выглядишь не сильно лучше.
Пальцы так же легко провалились сквозь ветви и листья, погрузившись в ствол дерева, и на краткий миг вор прошлого ощутил лёгкое покалывание на самых кончиках, словно ответная усмешка. Или...
Может быть, это была игра воображения мужчины, искажённое призрачное восприятие, но Гаррету показалось, будто от дерева дохнуло усталой иронией. Раньше он такого не почувствовал бы, определённо.

Оно было слишком древним. Слишком много повидало. Оно пережило пожар, выкуривший Язычников и навсегда изломавший ветки уродливыми куцыми крючьями. Оно было свидетелем тому, как детей Трикстера навеки изгнали из Города, окончательно попавшего под власть полумёртвых человеческих дураков. Даже исчезновение давнишних врагов не вызвало ничего кроме безмолвной горьковатой иронии — никому из них не осталось места в новом мире. Но дерево почему-то всё равно выжило. И в эту ночь, когда ветра выли о несбывшемся особенно громко, явилась тень того, кто жил в те давние времена, когда мир ещё был полон чаяний. Разрушитель и спаситель.
Вор.

— Спасибо, — Гаррет покачал головой и тихо фыркнул. Может, он и хотел бы замолчать, прекратить этот бессмысленный поток излияний в пустоту, запереть внутри всё, что казалось проявлением уязвимости — но не мог. Осознание миновавших веков легло слишком тяжёлым грузом на человеческие — пока ещё человеческие плечи.
— Неожиданно, правда? Никогда не думал, что скажу это тебе. Ты же позовёшь, когда надумаешь уйти? — губы мужчины искривила усмешка. Невесёлая. Усталая.
— А то уж очень хочется узнать наверняка, что ты окончательно покинула этот мир.
Дерево безмолвствовало. Даже ветер словно бы приутих, и чуть ли не впервые вору было настолько плевать, что его кто-то сейчас увидит.

— Да, пожалуй я окажу тебе эту услугу бесплатно... ещё раз.

***

"Быть этого не может", — изумлённый выдох, и призрачные пальцы пытаются коснуться странного амулета, найденного в убежище бывшей ученицы молодого вора. Эти знаки Гаррет не перепутает ни с чем, сколько бы времени ни прошло. Едва заметные, истёршиеся — но узнаваемые. Не испаряющиеся на глазах.

А мерцающий голубым сиянием глаз живого тёзки и открывшийся проход в Цитадель под борделем ("Какая ирония, Орланд бы оценил") словно смеются над старым вором. Верившим, что больше никогда не увидит то, что проклинал за незримое всеведение, захлёстывавшее шею неумолимой удавкой невыгодных заданий и опасных пророчеств.
Они возвращаются в этот мир, правда книги по-прежнему всё ещё девственно-пусты. Временно?
Юнец тоже почему-то может видеть их, хотя обучения не проходил. Было ли сему виной то безрассудное дело, отправившее тёзку на год в тяжкое беспамятство? Гаррет подозревал, что да. Слишком резко всё изменилось в Городе, когда странная энергия вырвалась из кривых человеческих рук. Слишком концентрированная, слишком непокорная, слишком... долго остававшаяся взаперти?
А ещё была книга со столь знакомым символом казалось бы давно уничтоженной секты. С которой видимо всё и началось...
Вор не понимал. Не решался поверить. Но голубоватая дымка знаков не оставляла места для иных версий. Пока ещё не имеющие силы, лишь рисунки без наполнения — но они уже не истаивали в никуда, отпечатываясь там, где их начертали.

Глифы.
в прошлом и настоящем

***

Давящая тишина приюта Мойры. А ведь Гаррет застал время, когда это поместье было именно поместьем. Домом погибшего контрабандиста и его жены, для которой муж был мирным морским торговцем. И после нагрянувшего безумия оставшейся в одиночестве хозяйки это место начало превращаться в обитель отчаяния. Не как Колыбель Шейлбриджа, но стремилось к тому. Спустя века — почти сравнялось.
Призрак хмурил брови и молчал, вопреки обыкновению практически не комментируя действия живого спутника. Младший тёзка видел и искал что-то своё, ответы на вопросы, а старший пытался совладать с памятью, что доселе наотрез отказывалась открыть Гаррету последние картины его жизни, но здесь вдруг начала подкидывать туманные, неразборчивые образы, больше даже эмоции...

Тугой узел отчаяния, упрямой злобы, ощущение будто острой нехватки воздуха, безысходность, до боли невыносимое желание вырваться...

Вор понимал, что в этом кроется ответ, что-то важное, что-то, что он должен был помнить, но почему-то забыл. Или, может, захотел забыть? Приют же теперь с неспешностью пытки подталкивал вспомнить.
Надо ли ему это?
С каждым невесомым шагом по этому проклятому месту тянущее чувство где-то в призрачной груди постепенно становилось всё сильнее. А проходя мимо одной из палат призрак ощутимо содрогнулся от раздавшегося в ушах фантомного крика — почти звериного, отчаянного, дерущего глотку. Живой Гаррет при этом ничего не услышал. Зато нашёл какие-то бумаги, после которых вдруг очень странно глянул на призрачного спутника.
Но промолчал.

— Как ты умер? — тихий, почти неуверенный вопрос едва заметно колыхнул стылую тишину тюремного уровня, по которому бродили жуткие, ни на что не похожие твари. Не здесь. Где-то ниже.
В руке живого Гаррета был потемневший от времени механический глаз с отогнутой пластинкой — такой вставить в глазницу уже не получилось бы. Ещё один "сувенир" от некогда легендарного Мастера-вора...
Мучительно зревшую лакуну наконец разорвало обрушившимися эмоциями.

Злорадство, неудержимое торжество, какая-то почти детская радость... и полное спокойствие. Умиротворение.

Словно добился своего, сделал то, что должно. Что правильно.

В пустую глазницу неуютно скользнул прохладный, солёный ветер. Лёгкие наполнились чистым, свежим воздухом, нетронутым затхлым отчаянием. Он знал, что до большой земли уже не доберётся. Не сможет, не дотянет. Но последнее слово осталось...

— Свободным, — прошелестело в ответ.
Приют Мойры и последнее напоминание

***

Крыши уже привычно пролетали под ногами, и лишь иногда призрачные ступни касались черепиц, чтобы совершить очередной толчок. Гаррет даже не стал утруждать себя невидимостью — смысл, если случайный зевака всё равно уловил бы лишь почти неразличимый серый росчерк, мелькнувший между кровлями? Сколько лет прошло с тех пор, как воспитанник Хранителей снова ступил в Город, но уже в виде неосязаемого призрака? Он не занимал себя подсчётами. По сути, время перестало иметь для вора из прошлого какое-либо значение. Если не считать, конечно, того, что мужчина проводил с молодым тёзкой, для которого это общение по-прежнему было важно. И нужно — передать знания Хранителей, раз уж глифы вновь явили себя. Иногда старый Мастер-вор с иронией думал о том, что его выдернули из небытия только за этим.

Однако сейчас Гаррет всё же торопился. Ветер, швырявший на Город крупные снежные хлопья, не мог сбить с дороги, и потому до Доков призрак добрался быстро. Во много раз быстрее, чем удалось бы, будь он всё ещё из плоти и крови.

Дерево пылало.
Изломанные сучья трещали в бушующем огне, охватившем могучий ствол казалось бы в одночасье, заставив небольшую толпу желавших согреться отшатнуться и откатиться прочь. Они всего лишь разожгли слишком много костров в корнях, а затем словно что-то помогло уставшему осколку древности вспыхнуть весёлым и злым пламенем, неуловимо отдающим зеленью, и некоторым могло даже показаться, будто в его языках промелькнула точёная женская фигурка с буйной, непокорной копной густых волос. В Городе давно уже не верили в магию, но всё равно среди людей то и дело прокатывались суеверные шепотки. Никто не смел приблизиться — но и глаз оторвать от огненной гибели дерева никто не мог.
Понимали ли они, что происходило? Вряд ли. Но, возможно, где-то в глубине души, немногие чувствовали, как что-то уходит. Навсегда. Оставляя ещё один кусочек невосполнимой пустоты.

А в стороне, на крыше, вне досягаемости для чужих глаз, стоял призрачный силуэт человека, закутанного в плащ, хотя окружающий мороз был ему не страшен. Как и жар, отголосками долетавший до худого заострённого лица — но не касавшийся его.
— Неплохой погребальный костёр.
И впервые за прошедшие года, века, ответом ему стало вполне реальное ироничное хмыканье.
— По крайней мере, меня не пустили на распил, — искры и дым смешались в лёгком вихорьке, похожем на спутавшиеся лозы, и на покосившуюся заснеженную черепицу ступила тонкая босая ножка древесной дриады, не оставив и намёка на отпечаток.
Точь-в-точь такая же, как и четыре века назад. Точь-в-точь такая же, как в свои последние мгновения жизни — дикая, неукротимая, не побеждённая даже бесчисленными машинами фанатика-Карраса. Только туман её стройного тела был молочно-зеленоватым, а не сумрачным дымчато-серым, как у собеседника.

— Ты всё-таки пришёл.
— А ты сомневалась?
— Нет.

Они молча стояли рядом и смотрели, как догорает одна из последних частиц давно ушедшей эпохи. Дереву не было больно. Боль в нём убил ещё тот, первый пожар, в котором необычная святыня Язычников каким-то чудом уцелела. Но сегодня чуда не было, да оно и не требовалось. Этот огонь не обогревал людей — лишь обжигал, и народу внизу становилось всё меньше и меньше.

— Я почувствовала, когда тебя не стало, Гаррет.
— Правда? Я польщён.
— Не зазнавайся, человеческий дурак.
Усмешка, до странного близкая к улыбке.
— Кто бы говорил.

Ветви осыпались пеплом и обугленными хрупкими обломками. Пламя уже не ревело — неторопливо, лениво обгладывало остатки своей трапезы.
— Пойдём со мной, — она повернулась к вору и протянула узкую ладонь, в иных обстоятельствах способную обернуться сотней смертоносных лоз.
Мужчина медленно взял руку дриады и кончиками пальцев провёл по тыльной стороне её кисти, впитывая почти совсем забытое ощущение прикосновения. Он до последнего в глубине души сомневался, что у него получится — но опасения были напрасны. Гаррет действительно почувствовал удивительно гладкую кору, что заменяла женщине кожу, и, чуть прикрыв глаза, отрицательно качнул головой. Он... да, действительно хотел бы уйти. Но не мог. Пока не мог — не бросать же мальчишку одного, особенно теперь, когда наследие Хранителей так неожиданно начало пробуждаться.

В нереально-зелёных глазах дриады промелькнуло что-то похожее на понимание, и тишину между двоими снова нарушил тихий смешок.
— Теперь ты знаешь, что такое долг, верно?
В ответе этот вопрос не нуждался, поэтому Гаррет не откликнулся. И чуть вздрогнул, ощутив на рассечённой шрамом щеке тёплое прикосновение.

— Я почти догорела.
Затянутая в перчатку без пальцев рука легла поверх ладони Виктории, и вор на мгновение полностью закрыл глаза, прежде чем снова посмотреть в лицо той, что при жизни была — сперва нагловатой помощницей "аристократа Константина", потом злейшим врагом, потом вынужденным союзником... А где прошла черта между сотрудничеством и тем, что принято называть дружбой? Странной, сомнительной, отрицаемой. И когда успели проклюнуться ростки дальше, даже не признав, просто не успев признать этого?
— Вижу.
Виктория

Мгновения длились бесконечно долго — и до обидного мимолетно. Двум призракам прошлого уже давно были не нужны слова, но они всё равно обменивались ничего не значащими, как будто привычными подколками и фразами. Просто так. Чтобы хоть немного ещё раз ощутить ушедшую жизнь.

— Я буду ждать тебя, мой добрый вор... — шёпот дриады едва коснулся слуха, сливаясь с треском догоравшего внизу дерева.
— Повторяешься, — одними губами произнёс Гаррет, крепче сжимая пальцы на тонкой ладони.
Тихий шелестящий смех был ему ответом, а затем силуэт женщины рассыпался стайкой огоньков, так похожих на те, что некогда освещали заповедные, глубинные чащи древнего Леса. Один из них пролетел сквозь грудь вора, прямо там, где когда-то стучало сердце, и у Гаррета впервые за всё его посмертие по-настоящему перехватило казалось бы отсутствующее дыхание. Так, словно он вдруг вновь оказался жив.
Злой, колючий ветер взвихрил крохотные шарики света, перемешал со снегом и безжалостно унёс прочь, но призрак остался стоять на месте, глядя им вслед, в опустевшую темноту зимней ночи. Ощущая ещё не до конца ушедшее тепло прикосновений. Понимая, что больше никогда не вернётся сюда.

— Я приду.

@темы: @Thief, @фандом, @видеоигры, домыслы задрота, натягиваем сову на глобус, Thief на всю голову, @творчество, @фанфик